Глубокий кризис в антикоррупционной инфраструктуре. Почему дело Миндича не сняло вопросов к НАБУ и САП, а лишь их усилило
Одна из самых громких антикоррупционных операций года должна была быть воспринята как демонстрация силы. Вместо этого она стала индикатором системных проблем, которые накапливались годами, передает УНН.
Побег, перевернувший нарратив
Когда бизнесмен Тимур Миндич, ключевой фигурант громкого дела в сфере энергетики, беспрепятственно покинул Украину через официальную границу, общественный эффект оказался противоположным ожидаемому. НАБУ и САП заявляли о "беспрецедентной операции". Но именно то, что она завершилась бегством главного подозреваемого, подорвало доверие сильнее, чем любые политические заявления.
По информации следователей и прокуроров, в частности экс-прокурора САП Станислава Броневицкого, помимо ориентировки на границе подобные операции почти всегда сопровождаются физическим наблюдением. В резонансных делах следователи обеспечивают контроль над фигурантом до момента объявления подозрения, чтобы избежать риска выезда. В случае с Миндичем этого не произошло.
Руководитель НАБУ Семен Кривонос объяснил отсутствие ориентировки на границе желанием избежать утечки информации. Но эта аргументация лишь усилила вопросы. Даже в случае возможной утечки Миндичу было бы значительно сложнее покинуть страну.
В итоге общественность получила не ответ, а новую дилемму: идет ли речь о провале оперативной работы, или об умышленном создании "окна возможностей" Миндичу и для чего?
Подозрение, рассыпающееся на деталях
В юридической среде качество подозрения Миндичу вызвало не меньше вопросов, чем его побег. Адвокаты характеризуют документ как недоработанный и юридически хрупкий.
Самые главные претензии: в подозрении говорится о легализации незаконных доходов, но не описано их происхождение, то есть нет предиката, эпизоды, связанные с коррупцией в "Энергоатоме", не содержат прямой связи именно с Миндичем, значительная часть утверждений основывается на предположениях, а не доказательствах.
Отдельной темой стало расхождение в суммах, озвученных разными источниками. В первые дни операции директор НАБУ Семен Кривонос заявил о 100 млн долларов, которые прошли через офис "преступной организации". Позже было опубликовано подозрение Миндичу, где речь шла уже об общей сумме "преступных средств" в размере 311 млн грн, а в суде теперь звучит уже третья цифра - 145 млн грн.
Политический контекст, подогревший скепсис
Медийный взрыв этого дела совпал с периодом активизации дипломатических переговоров между Украиной, США и россией по завершению войны. Часть экспертов предположила, что НАБУ и САП могли иметь политические мотивы для медийного ослабления президента Владимира Зеленского в информационном пространстве. Прямых доказательств этому нет, но сам факт появления таких интерпретаций свидетельствует, что доверие к антикоррупционной инфраструктуре стало настолько низким, что любой резонансный шаг антикорсистемы рассматривается сквозь политическую оптику.
Дела, которые так и не стали успешными успехами
История Миндича не единична. Рядом с ней стоит целый ряд крупных дел, которые за годы не дали ощутимого результата:
• "Укргаздобыча" Александра Онищенко: часть эпизодов закрыта, фигуранты избежали приговоров, сам Онищенко за границей;
• дело экс-министра Владимира Омеляна - ВАКС оправдал экс-министра;
• "Роттердам+" — годы расследований без обвинительных приговоров несмотря на резонанс;
• дело Свинарчуков (Гладковских): громкое дело во время президентских выборов 2019-го, но не завершено;
• дело Николая Мартыненко о коррупции в "Энергоатоме": длится уже десятый год без приговора;
• дело против экс-министра инфраструктуры Андрея Пивоварского - тоже закрыто.
Этот перечень можно долго продолжать, что формирует рискованную тенденцию: громкое начало и почти полное отсутствие логического и главное, юридического финала.
Соглашения со следствием и закрытость процессов
Бывший прокурор САП Станислав Броневицкий, покинувший специализированную прокуратуру после скандального соглашения между руководителем САП Александром Клименко и бизнесменом Борисом Кауфманом, стал одним из публичных критиков внутреннего управления антикоррупционными органами. Именно в руководителях экс-прокурор видит корень всех существующих проблем, а не в самих органах.
Он рассказывает историю своего дела, касающегося одесского международного аэропорта. Несмотря на наличие весомой доказательной базы руководитель САП подписал соглашение с подозреваемым Кауфманом вместо направления дела в суд.
По соглашению государство должно было получить лишь половину предположительно незаконной прибыли Кауфмана от деятельности Одесского аэропорта, а именно 1 млрд грн, а сам аэропорт остался в его частной орбите. Соглашение засекретили, что еще больше усилило недоверие. Броневицкий подчеркивает: самой опасной тенденцией являются закрытые соглашения, принятые без публичного контроля. По его мнению, они становятся инструментом не борьбы с коррупцией, а мирного урегулирования интересов между влиятельными бизнесменами, детективами НАБУ и прокурорами САП.
Стоит добавить, что по информации собеседников, случаи кулуарных договоренностей между бизнесом и антикоррупционерами действительно были неоднократно и сейчас все эти контакты проверяются.
Броневицкий также обращает внимание на то, как антикоррупционные органы неохотно расследуют дела в отношении своих бывших или действующих коллег, в частности он упоминает историю Дмитрия Вербицкого, уволенного после скандалов с незаконным обогащением с должности заместителя Генерального прокурора в период Андрея Костина. Уже полтора года, говорит Броневицкий, нет никакой понятной информации о ходе расследования.
Сам он указывает, что у Вербицкого есть весомый покровитель в НАБУ, а именно Борис Индиченко, руководитель подразделения детективов (Д2) в НАБУ.
Системный кризис, который больше не скрывается
Дело Миндича должно было стать доказательством эффективности антикоррупционной инфраструктуры. Вместо этого оно засвидетельствовало ее слабые места: недостаточный контроль над фигурантами, некачественную доказательную базу, противоречивые медийные месседжи, политические мотивы, закрытость соглашений и возможное политическое влияние.
Еще одно измерение кризиса: роль общественных организаций, ставших неотъемлемой частью антикоррупционной экосистемы. Именно они часто участвуют в формировании органов власти, оценивают добропорядочность кандидатов, делегируют экспертов в конкурсные комиссии, влияют на выбор руководителей ключевых институций. Формально это должно было усиливать прозрачность, а на практике оказалось, что они адвокатируют, привлекают и прикрывают "своих".
Могут ли эти конкурсы быть действительно беспристрастными, если участники процесса финансируются из тех же донорских источников и работают в тесно связанной профессиональной орбите - именно это стало, в частности, предметом проверки Временной следственной комиссии в парламенте, главой которой является народный депутат Сергей Власенко.
Скепсис усилился после громкого скандала с отбором судей апелляционных инстанций. Организации, которые должны были следить за добропорядочностью судей, сами оказались в центре сомнений относительно собственной добропорядочности: от непрозрачных методик оценивания до внутренних конфликтов интересов.
В результате общество увидело парадокс: те, кто должен был быть фундаментом обновленной системы, оказались в ситуации, когда доверие к ним оказалось не менее шатким, чем к государственным институциям, которые они призваны очищать.







